В январе 1599 года Москва принимала почетных пленников. Сюда прибыли восемь
жен последнего сибирского правителя, пятеро его сыновей, восемь дочерей, две снохи с детьми,
несколько мурз из окружения Кучума и прислуга всего более 40 человек.
Несколько десятков дворян в казенных собольих шубах, выдаваемых почетному эскорту на время встречи,
сопровождали процессию до Кремля, где находился Посольский приказ. Оттуда сибирских пленников
развезли по разным русским городам. Кучумовичи жили в сносных, но стесненных условиях, под надзором.
Некоторым из них жаловались поместья, они принимали православную веру. Другим адаптация к оседлой жизни и
социальной роли "холопа великого государя" давалась тяжело. Время от времени "полку"
пленных Кучумовичей прибывало.
Разные источники называют имена по крайней мере 1415 сыновей Кучума. Еще до разгрома
1598 года в русском плену оказался царевич Абулхаир. Годом раньше он и лучший
военачальник Кучума Маметкул, захваченный в свое время казаками Ермака, направили "сибирскому царю" без царства письмо, в котором уверяли хана, что довольны своей судьбой,
неся службу в Москве и получив в уделы города и волости. Так ли это было на самом деле
трудно сказать. Необходимо учитывать дипломатический характер послания и настойчивое желание
Москвы заполучить Кучума в свои руки.
После безвестной гибели Кучума не то в ногайских, не то в калмыцких кочевьях оставшиеся на воле
его сыновья не ушли от южных границ Западной Сибири. Старшим среди них был Алей, тот самый,
который в 1581 или 1582 году (в зависимости от разных датировок начала похода Ермака) разорял приуральские
вотчины Строгановых, в то время как отряд Ермака одерживал победы над ослабленным войском
Кучума. Русским воеводам сибирских городов предписывалось внимательно следить за действиями
Кучумовичей. В 1603 году тюменский воевода сообщил, что отношения между старшими сыновьями
Кучума далеки от братской любви. Алей, претендовавший на титул сибирского хана, кочевал отдельно
от царевичей Каная и Азима. Причем "лучшие люди" Алея перебежали от него к братьям и
"Алея царем не хотят звать, потому что мати его роду невеликого, а хотят звать царем Каная".
Разногласия между царевичами играли на руку воеводам. С другой стороны, независимая друг от
друга политика Кучумовичей держала ясачное и русское население пограничья под постоянной угрозой набегов.
И если, например, уфимский воевода с почетом принимал в 1601 году царевича Ишима,
ехавшего в Москву с ознакомительными целями ("видеть государево жалованье"),
то в Тюмени ожидали враждебных действий со стороны Алея.
Претендовали ли потомки Кучума на утраченное отцом наследство? Возможно, но вот реальных сил
вернуть его у них не было. Кочевые юрты отдельных царевичей редко превышали одну-две сотни
мужчин. И тем не менее в течение полувека Кучумовичи являлись серьезным дестабилизирующим фактором на южных
границах от Уфы до Томска. Передвижения и намерения беспокойных царевичей постоянно
отражались в переписке воевод пограничных городов. И поэтому рефреном жизни западно-сибирского
фронтира слышатся слова тюменских воевод, которые на вопрос своего туринского коллеги, ожидать ли
набега Алея, ответили так:
"И то, гоподине, кому мочно ведать, чаять ли Алеева приходу или не чаять. Как, господине,
без опасу жить, всегда надобе береженье".
В своей антирусской политике Кучумовичи старались и небезуспешно использовать военные силы
ногаев и калмыков. Отдельные ногайские мурзы и беки, несмотря на отдаленность кочевий, время от времени участвовали
в грабительских набегах царевичей. Но более серьезной опасностью стали калмыки, прикочевавшие
к южным границам Западной Сибири в конце XVI века. Их присутствие тут же почувствовали
западно-сибирские татары и башкиры, у которых калмыки захватывали пастбища, пленных, имущество и скот.
К 1616 году Алей все же попал в русский плен, был пожалован поместьем в Ярославле, где жил, сохраняя
титул "царя сибирского", до начала царствования Алексея Михайловича. Среди
"бродячих царевичей" (по выражению одного источника XVII века) старшим остался Ишим.
Но и он начал склоняться к мысли о принятии русского подданства и в 1616 году обратился с
соответствующей просьбой в Москву. Через год тобольские служилые люди отыскали
Ишима в степях, чтобы вручить царскую грамоту с благосклонным ответом. Но за это время
Ишим успел жениться на дочери калмыцкого тайши, заручиться его поддержкой и вместе с калмыками
"повоевать Уфинские волости и людей поимать в полон многих". Причину враждебных
действий он объяснял так: "Тех волостей люди его холопи, и он их для того и воевал. Да и вперед
ему уфинские и сибирских городов волости и люди воевать". За высокомерным заявлением царевича
проглядывает явная надежда вернуть под свою власть бывших подданных сибирского хана,
добавив к ним и башкир. Речь шла в первую очередь о тюркоязычном населении Западной Сибири,
известном под собирательным именем сибирских татар".
С началом присоединения Сибири татарское население разделилось на две категории.
Первую меньшую числом составили "юртовские служилые татары", не платившие дань.
Под этим название скрывались "мурзы, мурзичи и князцы", татарская племенная и военная
знать, довольно легко перешедшая на службу московскому государю при первых поражениях Кучума1.
Вассальная "неверность" татарской знати объясняется легко. Достаточно вспомнить, что
сам Кучум был пришельцем и только после длительной борьбы захватил власть в Сибирском юрте.
Уже в 1598 году, во время последнего похода на Кучума, воевода А. Воейков настолько доверял
служилым татарам, что поручил отдельную операцию отряду, составленному из 40 казаков и 60
татар. Служилые татары в XVII веке имелись в составе гарнизонов Тобольска, Тюмени и Тары;
в 1630 году их насчитывалось 378 человек, в конце века 429. Вторая категория татары ясачные,
платившие дань.
Призывы Кучумовичей к татарскому населению Западной Сибири встать на их сторону редко достигали успеха.
В то же время слухи о "шатости и измене" среди татар постоянно не давали покоя русской администрации.
Любопытен случай, когда в противоположных лагерях оказались родные братья. В 1605 году
ясачный татарин Бекбаклуй Барашев сообщил тюменскому воеводе об измене брата Янгузы, который,
оказывается, был лазутчиком Алея и агитировал жителей Терсяцкой волости отъехать в кочевья царевича.
Доносить на родного брата, конечно, нехорошо. Но Янгуза и его сообщник заманили сначала Бекбаклуя
на звериные промыслы, ограбили, связали, а затем уже поведали о своей шпионской деятельности.
Хитрый Бекбаклуй пообещал забрать семью и примкнуть к Алею, а сам прямиком направился к тюменским властям.
Возможно, он обиделся на брата, а возможно, его не прельстила перспектива опасной для небольших
объединений кочевников жизни в степях.
Конечно, случаи бегства отдельных татарских родов и даже целых волостей от русского подданства имели место,
в чем была виновата в первую очередь воеводская администрация и представлявшие ее служилые люди (их страсть к наживе за счет
инородческого населения, увы, хорошо известна). Но далеко не всем нравилась и "вольная" жизнь под
властью наследников Кучума. В 1628 году великому государю изменили татары пограничного
Тарского уезда: около 400 человек отдались под покровительство Аблая Ишимовича, который в союзе с калмыками
начал против Тары военные действия. Но уже через два года русским властям стало известно, что родовой состав
"изменников" недоволен как Аблаем, так и калмыками и постепенно возвращается на прежние места. К середине века
симпатии тарских татар стали еще определенней. В своей челобитной, отправленной в Москву,
они жаловались на набеги калмыков, просили предпринять ответные меры и уверяли, что "они-де,
твои государевы ясачные татарове… за тебя, государя, готовы головы свои положить, а нежели им быть с женами
своими и с детьми в неволе у калмыцких людей"2. К аналогичным выводам пришли вскоре и
башкиры, часть которых во время знаменитого башкирского восстания 16621664 годов нашла новых
сюзеренов в лице калмыцких тайшей и связанного с ними царевича Кучука (сына Аблая)3.
Башкирское восстание стало для принявших в нем участие Кучумовичей последней надеждой на возрождение
Сибирского ханства. Помимо разжигания антирусских настроений среди башкир Кучумовичи пытались
поднять на восстание зауральское ясачное население татар, хантов и манси. Во время общего выступления
летом 1663 года планировалось захватить города и перебить их гарнизоны. Претендент на престол
(видимо, Девлет-Гирей) намеревался править "всей Сибирью" из Тобольска. Все это было известно
ясачному ханту А. Конжикову, что удостоверяют факты "подрывной" деятельности агентов царевичей. И когда в 1662
году башкиры начали войну против зауральских слобод, к ним присоединились местные татары и манси.
Видимо, даже мирная деятельность русского населения по земледельческому освоению края не могла не ущемлять интересы народов,
которые до прихода русского крестьянина распоряжались землей в соответствии со своими
хозяйственными традициями. И потому во время восстания запылали в первую очередь крестьянские дворы и
слабо защищенные сельские слободы.
Активное строительство слобод в Зауралье и "сползание" крестьянской колонизации к югу началась
с середины 20-х годов XVII века. И почти сразу же начались набеги на крестьянские поселения.
Например, в 1634 году два Кучумовича со "многими калмыцкими людьми" совершили рейд под Тюмень и
"пошед от города похвалялись приходить на слободы войною"4. Архивные материалы
сохранили сведения о нехитрой организации обороны слобод и острогов. Из сибирских центров
каждый год посылались посменно по 2030 казаков и стрельцов в крупные поселения. На постоянное жительство в
мелкие слободы и острожки пробирались так называемые беломестные казаки. Воеводы были вынуждены вооружать
даже пашенных крестьян5.
Единственной защитой для крестьян служили слободские острожки небольшие деревянно-земляные укрепления
со стенами. Ставились они, как правило, вокруг государевых житниц и церквей. Вот выдержка из докумета 1666 года,
автором которого был стрелецкий десятник, один из защитников Арамашевского острога:
"А с полуденную сторону поставлена городовая стена в логу низко, и с поля воинским людям в остроге видать
всех людей до одного человека… А подле стены гора высокая, от острогу до горы сажен только с 15.
А как воинские люди учнут приступать, и с тое горы стрелы дойдут середи острогу, или телегу с огнем
под стену пустят, нарядя, и от огня стену отнять будет нельзя, потому что татаровя будут на горе высоко"6.
Военные действия между оседлой Русью и ее степными соседями велись по отработанному веками сценарию:
кочевники совершали набеги летом, а русские отряды шли в степь ранней весной, когда кочевая сила была наиболее ослаблена и
рассредоточена. Приведем отрывок из документа, почти не изменяя его стиль. События относятся к 1664 году.
"26 апреля. Ездили на свою старую разоренную заимку 7 крестьян. Наехали на них 20 татар, случился бой,
4-х крестьян убили, а 3 прибежали в Невьянский острог.
8 мая. Прибежал в Ирбитскую слободу крестьянин В. Михеев, привез убитого сына Никиту. Был сын в лесу,
дрова сек, когда наехали на него трое татар.
11 мая. Наехали татары на трех ирбитских крестьян, начали их стрелять. Двое крестьян были на конях,
но без оружия, и они от тех татар убежали в деревню. А Сергушка Суслов был с луком, без лошади,
и он, бегучи, от татар отстреливался и, ранен, забежал в болото. В ту же пору набежали из деревни
крестьяне, выручили его.
14 июня. Приезжали к Пышминской слободе татары, две деревни погромили, рогатый скот и овец прикололи да
пристрелили, последних коней отогнали.
15 июня. Приехали в деревню к В. Завьялову 10 человек татар и сожгли 4 двора. А люди той деревни
сбежались в один двор и сидят в осаде…"7
Было бы несправедливо утверждать, что страдающей оказывалась исключительно русская сторона. Русские
отряды также громили кочевья царевичей и калмыков. Например, в 1607 году при нападении на ставку Алея в плен
попала его жена и дети, которых он в течение двух дней безуспешно пытался отбить. В 1661 году тобольский отряд
разбил Девлет-Гирея, едва не попавшего в плен. Жестокостью отличался карательный поход 1664 года на
зауральских башкир.
Не хотелось бы заканчивать статью "воинственной" темой. История это множественность истин, и важнее не
"притирать" их друг к другу задним числом, а попытаться понять, как они возникали, когда и для кого представляли
ценность. Понимание уже важный шаг к сознанию, ориентированному на компромиссное человеческое общение любого уровня.
А что же Кучумовичи? Честно говоря, судьба потомков Кучума интересовала нас только как
фрагмент российской истории, связанный с первыми десятилетиями освоения Западной Сибири. Безусловно,
при ином подходе востоковедческом или историко-генеалогическом беспокойные царевичи имеют право на большее внимание.