В январе 1599 года Москва принимала почетных пленников. Сюда прибыли восемь жен последнего сибирского правителя, пятеро его сыновей, восемь дочерей, две снохи с детьми, несколько мурз из окружения Кучума и прислуга — всего более 40 человек. Несколько десятков дворян в казенных собольих шубах, выдаваемых почетному эскорту на время встречи, сопровождали процессию до Кремля, где находился Посольский приказ. Оттуда сибирских пленников развезли по разным русским городам. Кучумовичи жили в сносных, но стесненных условиях, под надзором. Некоторым из них жаловались поместья, они принимали православную веру. Другим адаптация к оседлой жизни и  социальной роли "холопа великого государя" давалась тяжело. Время от времени "полку" пленных Кучумовичей прибывало.

Разные источники называют имена по крайней мере 14–15 сыновей Кучума. Еще до разгрома 1598 года в русском плену оказался царевич Абулхаир. Годом раньше он и лучший военачальник Кучума Маметкул, захваченный в свое время казаками Ермака, направили "сибирскому царю" без царства письмо, в котором уверяли хана, что довольны своей судьбой, неся службу в Москве и получив в уделы города и волости. Так ли это было на самом деле — трудно сказать. Необходимо учитывать дипломатический характер послания и настойчивое желание Москвы заполучить Кучума в свои руки.

После безвестной гибели Кучума не то в ногайских, не то в калмыцких кочевьях оставшиеся на воле его сыновья не ушли от южных границ Западной Сибири. Старшим среди них был Алей, тот самый, который в 1581 или 1582 году (в зависимости от разных датировок начала похода Ермака) разорял приуральские вотчины Строгановых, в то время как отряд Ермака одерживал победы над ослабленным войском Кучума. Русским воеводам сибирских городов предписывалось внимательно следить за действиями Кучумовичей. В 1603 году тюменский воевода сообщил, что отношения между старшими сыновьями Кучума далеки от братской любви. Алей, претендовавший на титул сибирского хана, кочевал отдельно от царевичей Каная и Азима. Причем "лучшие люди" Алея перебежали от него к братьям и  "Алея царем не хотят звать, потому что мати его роду невеликого, а хотят звать царем Каная".

Разногласия между царевичами играли на руку воеводам. С другой стороны, независимая друг от друга политика Кучумовичей держала ясачное и русское население пограничья под постоянной угрозой набегов. И если, например, уфимский воевода с почетом принимал в 1601 году царевича Ишима, ехавшего в Москву с ознакомительными целями ("видеть государево жалованье"), то в Тюмени ожидали враждебных действий со стороны Алея.

Претендовали ли потомки Кучума на утраченное отцом наследство? Возможно, но вот реальных сил вернуть его у них не было. Кочевые юрты отдельных царевичей редко превышали одну-две сотни мужчин. И тем не менее в течение полувека Кучумовичи являлись серьезным дестабилизирующим фактором на южных границах от Уфы до Томска. Передвижения и намерения беспокойных царевичей постоянно отражались в переписке воевод пограничных городов. И поэтому рефреном жизни западно-сибирского фронтира слышатся слова тюменских воевод, которые на вопрос своего туринского коллеги, ожидать ли набега Алея, ответили так: "И то, гоподине, кому мочно ведать, чаять ли Алеева приходу или не чаять. Как, господине, без опасу жить, всегда надобе береженье".

В своей антирусской политике Кучумовичи старались — и небезуспешно — использовать военные силы ногаев и калмыков. Отдельные ногайские мурзы и беки, несмотря на отдаленность кочевий, время от времени участвовали в грабительских набегах царевичей. Но более серьезной опасностью стали калмыки, прикочевавшие к южным границам Западной Сибири в конце XVI века. Их присутствие тут же почувствовали западно-сибирские татары и башкиры, у которых калмыки захватывали пастбища, пленных, имущество и скот.

К 1616 году Алей все же попал в русский плен, был пожалован поместьем в Ярославле, где жил, сохраняя титул "царя сибирского", до начала царствования Алексея Михайловича. Среди "бродячих царевичей" (по выражению одного источника XVII века) старшим остался Ишим. Но и он начал склоняться к мысли о принятии русского подданства и в 1616 году обратился с  соответствующей просьбой в Москву. Через год тобольские служилые люди отыскали Ишима в степях, чтобы вручить царскую грамоту с благосклонным ответом. Но за это время Ишим успел жениться на дочери калмыцкого тайши, заручиться его поддержкой и вместе с калмыками "повоевать Уфинские волости и людей поимать в полон многих". Причину враждебных действий он объяснял так: "Тех волостей люди его холопи, и он их для того и воевал. Да и вперед ему уфинские и сибирских городов волости и люди воевать". За высокомерным заявлением царевича проглядывает явная надежда вернуть под свою власть бывших подданных сибирского хана, добавив к ним и башкир. Речь шла в первую очередь о тюркоязычном населении Западной Сибири, известном под собирательным именем сибирских татар".

С началом присоединения Сибири татарское население разделилось на две категории. Первую — меньшую числом — составили "юртовские служилые татары", не платившие дань. Под этим название скрывались "мурзы, мурзичи и князцы", татарская племенная и военная знать, довольно легко перешедшая на службу московскому государю при первых поражениях Кучума¹. Вассальная "неверность" татарской знати объясняется легко. Достаточно вспомнить, что сам Кучум был пришельцем и только после длительной борьбы захватил власть в Сибирском юрте. Уже в 1598 году, во время последнего похода на Кучума, воевода А. Воейков настолько доверял служилым татарам, что поручил отдельную операцию отряду, составленному из 40 казаков и 60  татар. Служилые татары в XVII веке имелись в составе гарнизонов Тобольска, Тюмени и Тары; в 1630 году их насчитывалось 378 человек, в конце века — 429. Вторая категория — татары ясачные, платившие дань.

Призывы Кучумовичей к татарскому населению Западной Сибири встать на их сторону редко достигали успеха. В то же время слухи о "шатости и измене" среди татар постоянно не давали покоя русской администрации. Любопытен случай, когда в противоположных лагерях оказались родные братья. В 1605 году ясачный татарин Бекбаклуй Барашев сообщил тюменскому воеводе об измене брата Янгузы, который, оказывается, был лазутчиком Алея и агитировал жителей Терсяцкой волости отъехать в кочевья царевича. Доносить на родного брата, конечно, нехорошо. Но Янгуза и его сообщник заманили сначала Бекбаклуя на звериные промыслы, ограбили, связали, а затем уже поведали о своей шпионской деятельности. Хитрый Бекбаклуй пообещал забрать семью и примкнуть к Алею, а сам прямиком направился к тюменским властям. Возможно, он обиделся на брата, а возможно, его не прельстила перспектива опасной для небольших объединений кочевников жизни в степях.

Конечно, случаи бегства отдельных татарских родов и даже целых волостей от русского подданства имели место, в чем была виновата в первую очередь воеводская администрация и представлявшие ее служилые люди (их страсть к наживе за счет инородческого населения, увы, хорошо известна). Но далеко не всем нравилась и "вольная" жизнь под властью наследников Кучума. В 1628 году великому государю изменили татары пограничного Тарского уезда: около 400 человек отдались под покровительство Аблая Ишимовича, который в союзе с калмыками начал против Тары военные действия. Но уже через два года русским властям стало известно, что родовой состав "изменников" недоволен как Аблаем, так и калмыками и постепенно возвращается на прежние места. К середине века симпатии тарских татар стали еще определенней. В своей челобитной, отправленной в Москву, они жаловались на набеги калмыков, просили предпринять ответные меры и уверяли, что "они-де, твои государевы ясачные татарове… за тебя, государя, готовы головы свои положить, а нежели им быть с женами своими и с детьми в неволе у калмыцких людей"². К аналогичным выводам пришли вскоре и  башкиры, часть которых во время знаменитого башкирского восстания 1662–1664 годов нашла новых сюзеренов в лице калмыцких тайшей и связанного с ними царевича Кучука (сына Аблая)³.

Башкирское восстание стало для принявших в нем участие Кучумовичей последней надеждой на возрождение Сибирского ханства. Помимо разжигания антирусских настроений среди башкир Кучумовичи пытались поднять на восстание зауральское ясачное население — татар, хантов и манси. Во время общего выступления летом 1663 года планировалось захватить города и перебить их гарнизоны. Претендент на престол (видимо, Девлет-Гирей) намеревался править "всей Сибирью" из Тобольска. Все это было известно ясачному ханту А. Конжикову, что удостоверяют факты "подрывной" деятельности агентов царевичей. И когда в 1662  году башкиры начали войну против зауральских слобод, к ним присоединились местные татары и манси. Видимо, даже мирная деятельность русского населения по земледельческому освоению края не могла не ущемлять интересы народов, которые до прихода русского крестьянина распоряжались землей в соответствии со своими хозяйственными традициями. И потому во время восстания запылали в первую очередь крестьянские дворы и  слабо защищенные сельские слободы.

Активное строительство слобод в Зауралье и "сползание" крестьянской колонизации к югу началась с середины 20-х годов XVII века. И почти сразу же начались набеги на крестьянские поселения. Например, в 1634 году два Кучумовича со "многими калмыцкими людьми" совершили рейд под Тюмень и  "пошед от города похвалялись приходить на слободы войною"⁴. Архивные материалы сохранили сведения о нехитрой организации обороны слобод и острогов. Из сибирских центров каждый год посылались посменно по 20–30 казаков и стрельцов в крупные поселения. На постоянное жительство в  мелкие слободы и острожки пробирались так называемые беломестные казаки. Воеводы были вынуждены вооружать даже пашенных крестьян⁵.

Единственной защитой для крестьян служили слободские острожки — небольшие деревянно-земляные укрепления со стенами. Ставились они, как правило, вокруг государевых житниц и церквей. Вот выдержка из докумета 1666 года, автором которого был стрелецкий десятник, один из защитников Арамашевского острога: "А с полуденную сторону поставлена городовая стена в логу низко, и с поля воинским людям в остроге видать всех людей до одного человека… А подле стены гора высокая, от острогу до горы сажен только с 15. А как воинские люди учнут приступать, и с тое горы стрелы дойдут середи острогу, или телегу с огнем под стену пустят, нарядя, и от огня стену отнять будет нельзя, потому что татаровя будут на горе высоко"⁶.

Военные действия между оседлой Русью и ее степными соседями велись по отработанному веками сценарию: кочевники совершали набеги летом, а русские отряды шли в степь ранней весной, когда кочевая сила была наиболее ослаблена и  рассредоточена. Приведем отрывок из документа, почти не изменяя его стиль. События относятся к 1664 году.

"26 апреля. Ездили на свою старую разоренную заимку 7 крестьян. Наехали на них 20 татар, случился бой, 4-х крестьян убили, а 3 прибежали в Невьянский острог.

8 мая. Прибежал в Ирбитскую слободу крестьянин В. Михеев, привез убитого сына Никиту. Был сын в лесу, дрова сек, когда наехали на него трое татар.

11 мая. Наехали татары на трех ирбитских крестьян, начали их стрелять. Двое крестьян были на конях, но без оружия, и они от тех татар убежали в деревню. А Сергушка Суслов был с луком, без лошади, и он, бегучи, от татар отстреливался и, ранен, забежал в болото. В ту же пору набежали из деревни крестьяне, выручили его.

14 июня. Приезжали к Пышминской слободе татары, две деревни погромили, рогатый скот и овец прикололи да пристрелили, последних коней отогнали.

15 июня. Приехали в деревню к В. Завьялову 10 человек татар и сожгли 4 двора. А люди той деревни сбежались в один двор и сидят в осаде…"⁷

Было бы несправедливо утверждать, что страдающей оказывалась исключительно русская сторона. Русские отряды также громили кочевья царевичей и калмыков. Например, в 1607 году при нападении на ставку Алея в плен попала его жена и дети, которых он в течение двух дней безуспешно пытался отбить. В 1661 году тобольский отряд разбил Девлет-Гирея, едва не попавшего в плен. Жестокостью отличался карательный поход 1664 года на зауральских башкир.

Не хотелось бы заканчивать статью "воинственной" темой. История — это множественность истин, и важнее не "притирать" их друг к другу задним числом, а попытаться понять, как они возникали, когда и для кого представляли ценность. Понимание — уже важный шаг к сознанию, ориентированному на компромиссное человеческое общение любого уровня.

А что же Кучумовичи? Честно говоря, судьба потомков Кучума интересовала нас только как фрагмент российской истории, связанный с первыми десятилетиями освоения Западной Сибири. Безусловно, при ином подходе — востоковедческом или историко-генеалогическом — беспокойные царевичи имеют право на большее внимание.

1. Бахрушин С. В. Сибирские татары в XVII в.// Бахрушин С. В. Научные труды. М., 1955. Т. III. Ч. 2. С. 151–175.
2. РГАДА. Ф. 214. Д. 1056. Л. 277.
3. Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1662–1664 гг.//Исторические записки. М., 1947. Т. 24. С. 93–94.
4. Миллер Г. Ф. История Сибири. М.-Л., 1941. Т. II. С. 416–417.
5. РГАДА. Ф. 214. Д. 1673. Л. 36–38.
6. Там же Ф. 1111. Оп. 1. Д. 101. Л. 20.
7. Там же Д. 128. Л. 60, 127, 128, 190, 199.

Источник: "Родина" 1998.1