Борьба центральной власти со злоупотреблениями сибирских воевод в конце XVII века

Общеизвестен факт жестокой расправы в 1721 г. с первым сибирским губернатором князем Матвеем Петровичем Гагариным. Хотя на этот счет опубликовано довольно значительное количество различного рода материалов различного характера, но до сих пор окончательно не решен вопрос об истинных причинах его казни. Несомненно, в основу приговора легло обвинение в казнокрадстве. Но при этом остается неясен факт помилования иных государственных деятелей, уличенных в подобных преступлениях. Не будем останавливаться на подобных делах того времени, но их было немало. Думается, приведенный в статье материал должен пролить свет сколь долго и столь же безуспешно правительство вело борьбу с так называемым лихоимством сибирских администраторов. Свет на этот процесс проливают законодательные акты: царские (именные) указы и боярские приговоры, направленные на урегулирование в различных сферах деятельности, которыми по долгу службы занимались направленные на государеву службу в Сибирь воеводы. Прежде всего, это касалось сбора ясака и торговли с сопредельными странами. То, что именно в конце XVII столетия имеет место законодательная активность именно в направлении Сибири, говорит о том, что правительство решило раз и навсегда навести порядок на ее территории.

Начиная с 1695 г. последовал ряд указов, зафиксированных в Полном своде законов Российской империи. Так, под № 1511 от 24 апреля был принят именной указ «Об оставлении воевод на службе в Сибирских городах, кроме Тобольска, от 4 до 6 лет и более о даче им для письменных дел дьяков …» [1]. В нем указывается, что воеводы в большинстве своем не присылают в Москву «сметных и счетных списков», ссылаясь на то, что составлять их некому, отчего «Государевым всяким доходам чинится многое умаление». Там же говорится, что «частые перемены воевод» влекут за собой «великие недоборы и всяким доходам оскудение». Далее перечисляется в чем именно воеводы ущемляют государственные интересы: в торговле вином собственного производства, в отборе у ясачных людей лучших соболей для себя лично, а не в государеву казну, в обложении аборигенов непомерными налогами, отчего те в «Китайское Государство» отъехали. Заканчивается указ прямой угрозой в адрес сибирских воевод «быть от Них Великих Государей в жестоком наказанье и в крайнем разорении пожитков своих».

Другим опять же именным указом от 26 июня 1695 г., направленным в Сибирский Приказ, предписывалось завести всем целовальникам книги по приходу и расходу соболей и другой мягкой рухляди, поскольку ранее все подсчеты велись сугубо «в уме» [2].

21 сентября того же года последовал так называемый «боярский приговор» о запрещении пропускать служивых и торговых людей возвращающихся из Сибири через Урал, кроме как через таможню, находящуюся в Верхотурье. Особое внимание обращалось на «воевод и их детей и братью и племянников и письменных голов и знакомцев и людей их» [3] Ослушников велено было арестовывать и доставлять в Москву вместе с пожитками.

В тоже время власти решили навести порядок на всех российских ярмарках, сбор пошлин с которых так же составлял немалую статью казенного дохода. 27 ноября издается опять же «боярский приговор» о «Сборе пошлин с товаров на Ирбитской ярмарке». В нем отдельно указывалось, чтоб собранные деньги находились непосредственно на таможне и «воеводе их не отдавать». Там же воеводам запрещалось под любыми предлогами посещать саму ярмарку и «людей своих посылать невелено», чтоб торговым людям от них «в пошлинном сборе порухи не было». В том же «приговоре» следует отметить интересный момент, касательно митрополита Сибирского и Тобольского Игнатия (Римского-Корсакова). Владыке так же запрещалось направлять своих «домовых людей» на Ирбитскую ярмарку для беспошлинной торговли. Указывалось, что ранее «приказной его Осип Немчинов» отказывался платить пошлину за осуществляемую им торговлю. В конце «приговора» служителям Сибирского Приказа предписывалось изготовить из серебра особую печать со словами: «печать Сибирской земли Верхотурского уезда Ирбитской слободы», которой бы были отмечены все привозимые на ярмарку товары и впредь ее «держать в таможне» [4].

Очередной именной указ от 18 декабря 1695 г. «Об оценке в сибирских городах ясачных мехов настоящею ценою без прибавки…» указывает опять же на неблаговидную роль сибирских воевод в оценке отправляемых ими в казну мехов. В указе подробно объясняется о завышении оценочных цен на меха, в чем непосредственно участвовали представители власти и недвусмысленно говорится: «многие воеводы воруют лучшие ясачные соболи и иным зверем берут себе, а вместо того кладут худыми» и «велят ценить ценою дорогою» [5].

Буквально через несколько дней (24 декабря) следует очередной «боярский приговор» — «Об осмотре на Верхотурской заставе … едущих в Сибирь и обратно воевод и об отобрании у них в казну всего того, что найдено будет…». Но если вчитаться в суть «приговора», то направлен он не столько против самих воевод, сколько против «воеводских детей и знакомцев и людей их» [6]. Последним в случае нарушения указа угрожает смертная казнь. Верховная власть на тот момент не решалась пока что выступить против именитых воевод, имевших знакомства и поддержку на всех уровнях власти. Царь Петр еще не набрал должной силы для противостояния с российской элитой и ему просто не хватало смелости выступить открыто против родовой знати, что когда-то возвела на царский престол его предков.

Следующий именной указ от 26 декабря хотя и не касался непосредственно торговых махинаций сибирских воевод, но был направлен на защиту аборигенного населения Сибири, которых те же воеводы и их ближайшее окружение обкладывали непомерным ясаком, большая часть от которого шла в карман сибирских администраторов. Приведем формулировку указа полностью, поскольку в данном случае важно каждое слово. А звучит он так:

«О нечинении казней и пыток сибирским ясачным инородцам ни по каким делам без доклада Государям, об охранении их от обид и налогов и притеснений, о посылке приказчиков для ясачного сбора людей добрых по выбору градскому, и о наблюдении, чтоб они ясашных людей не грабили, запрещенными товарами не торговали, и вина не курили и не продавали» [7]. Далее идет как бы пояснение причин, почему данный указ увидел свет. В нем говорится, что «казне в денежных и в ясачном сбое, перед прежними годами, учинился многий недобор». И открытым текстом указывается на виновников недоимок: « многие прежние воеводы воровали всякую денежную Великих Государей казну» и собирали ее «для своих вымышленных корыстей»; «и сами воеводы … вино курили и продавали … и всяким людям чинили всякое мученье». Там же указываются и конкретные факты выступления местного населения против ясачных сборщиков и служилых людей, которых «на дорогах побивают до смерти», а сами подданные «отошли в подданство в Китайское Государство и в разные дальние безвестные места». Указывается и на беспошлинную торговлю воевод с Китаем и укрытие товаров, вывозимых через таможню из Сибири. И, наконец, прозвучала прямая угроза в адрес сибирских администраторов: «и тем самым воеводам быть казненным смертию ж и вотчины и все воры и поместья и животы взяты будут».

Кроме этого можно упомянуть и о другом указе, которым предписывалось присылать «из Сибирских городов дел и донесений в Москву за скрепами воевод, дьяков и подьячих» с конкретным указанием кто за что несет ответ, чтоб воеводы от своих «дел не отпирались» [8].

Следующий 1696 г. начинается (1 января) с опубликования именных указов опять же сибирской направленности. Первый из них нами, современными людьми, может быть воспринят довольно комично: «О приеме в подать от ясачных людей соболей с хвостами» [9]. Остается только удивляться предприимчивости и изворотливости находящихся во власти служебным чинам, нашедших для себя лазейку безнаказанной траты государственных средств, поскольку для якобы бесхвостых соболей следовало прикупить соответствующую часть их отсутствующей гарнитуры «и в том чинится Великих Государей казне лишний расход». Видимо правительственные структуры решили всерьез навести порядок на сибирских просторах, поскольку буквально в том же месяце принимаются один за другим несколько именных указов (боярские приговоры незаметно исчезают и пока еще встречаются, но все реже и реже) касательно деятельности сибирских воевод: «Об осмотре Верхотурского таможенному голове едущих с Верхотурья к Москве и из Москвы в Сибирь воевод», «О неосмотрении денег у воевод и дьяков, едущих в Сибирь» «О не взятии торговым людям у сибирских воевод, дьяков и их родственников соболей и других товаров для провоза и торга ими под своим именем» [10].

И, наконец, 23 января 1696 г. издается именной указ непосредственно по установлению, как бы сейчас сказали «преступной деятельности» князей братьев Гагариных. Он гласит: «О взятии показания с торговых людей в сибирских городах о всяких злоупотреблениях по управлению и о притеснениях торговым людям от бывших там воеводами князей Гагариных». Речь идет о родных братьях — Иване Петровиче, Матвее Петровиче и их двоюродном брате — Иване Михайловиче, находящемся в те же годы воеводой в Якутске. Интересен тот факт, что в указе содержится обращение к иностранным купцам, именуемым «гостями» всем состоящим в «гостиной сотне», чья торговая деятельность каким-то образом связана с Сибирью. (Видимо надежды на откровенность непосредственно русских купцов у властей уже не осталось). Иноземных граждан просят сообщить о том, каким образом они оплачивали пошлину на таможенных заставах в Нерчинске, Иркутске и Якутске, где и находились на воеводстве именитые братья. И не было ли в караванах, что направлялись в Китай, родственников или близких воеводам людей с товарами. А если были, то что везли и в каком количестве, платили ли пошлину, а если да, то деньгами или товарами. Ставился в указе и вопрос о непосредственном участии самих иностранных купцов в вывозе в европейскую часть страны каких-то товаров, принадлежащих князьям Гагариным. Попутно задается вопрос не было ли «каких обид и налог и грабежу» от сибирских воевод или их приказных людей, а если были, то в чем они проявлялись.

Такая осведомленность московских властей об атмосфере подкупа, вымогательства и подлога, царившей в Сибири, заставляет думать о неоднократных жалобах со стороны купцов, ведших торг с Китаем. Но по какой-то причине хода их жалобы не имели. Возможно они могли показаться недостаточно убедительным или имелись другие основания для перепроверки, но в любом случае братьев Гагариных обложили как стаю волков, держа каждый их шаг под контролем. Однако и этот правительственный розыск не привел к конкретным результатам.

Меж тем законотворчество по «сибирскому вопросу» продолжалось. В «Наказной статье Нерчинским воеводам — Об управлении земскими и военными делами» от 18 февраля 1696 г. вновь предлагалось жителям Нерчинска и прилежащих к нему земель сообщить «от кого будет им была какая обида и насильство и налоги» [11].

В том же году издается «боярский приговор» от 30 июля, направленный непосредственно в Сургут воеводе Льву Вельяминову-Зернову с требованием допросить сургутского таможенного голову Ивашку Тверитинова почему он брал с торговых людей пошлину за мягкую рухлядь «с цены деньгами, а не зверем за десятую пошлину с одного конца за промысел, а за перекуп не имал ничего». Самого Тверитина предписывалось выслать вместе с таможенными книгами в Москву в Сибирский приказ и обязать его к выплате 16 алтын 4 деньги. И куда более крупную сумму — 1648 руб. 7 алтын — «по вышеписанным ценам» в востребовать с бывшего воеводы Михайлы Трусова, который согласно показаниям пятидесятника Никиты Замятина «в таможенное дело вступался и Великого Государя указ» нарушал, велев брать пошлину деньгами «для своих бездельных корыстных взятков» [12]. Если же вновь назначенный воевода (Вельяминов-Зернов) тех денег не вернет в казну, (хотя на наш взгляд никакой его вины в том нет), то их выплату возложить лично на него! В связи с этим возникает вопрос: если лишь от одной торговой операции убыток государству вылился в столь значительную для тех времен сумму, (в среднем годовое жалование для служилых людей было от 5 до 10 рублей), то какой ущерб был по всей Сибири?

Меж тем принятые строгие меры по исполнении воеводами своих должностных обязанностей стали приносить определенные результаты. В августе 1696 г. за Туринским воеводой Иваном Моревым, покинувшим место своего служение без разрешения была обнаружена недостача в 264 руб. 86 коп. Установил это вновь назначенный на эту должность Василий Лутовитин. Поскольку Морев уехал из Туринска без царского разрешения не дождавшись своего приемника и не сдав ему дела, то недостачу вместе со штрафом в 200 рублей приказывалось взыскать с него лично. Кроме того Мореву ставится в вину, что в Туринске из-за его «небережения» сгорел воеводский двор «со всяким хоромным строением, и от того пожару городовая стена вырублена» [13]. Лутовинин согласно указа должен был сообщить в Сибирский приказ, сколько в городе осталось ржи, овса и иных съестных припасов. Ранее в Своде законов таких дел не встречалось и, надо думать, воеводам сходило с рук всяческое их «небережение» и прочие их вольности при исполнении служебных обязанностей.

9 декабря того же года следует именной указ «О сделании вновь казенной печати Сибирского Царства, о прикладывании оной к грамотам и подорожным, о непропуске ни кого с грамотами без печатей и о конфисковании провозимых товаров и вещей, у которых сей печати не будет» [14]. В следующем 1697 г. приказывается брать по одному рублю со всех «купцов, приказчиков и работников, которые будут просить проезжих грамот для торгового промысла в Сибирские города» [15]. Вслед за тем государство решило прекратить обмен ввозимого в Сибирь табака на меха, которые местное население должно было сдавать в качестве ясака непосредственно в казну. Разрешалась продажа табака лишь за деньги, которые у аборигенов вряд ли имелись в наличии. Указывается и фамилия купца, промышлявшего продажей табака в Сибири — Мартын Богданов. За неисполнение указа торговым людям грозила смертная казнь [16].

С. М. Соловьев так же обратил внимание на злоупотребление сибирских администраторов и пишет по этому поводу: «царь в октябре 1697 года издал указ, запрещавший в Сибири служилым и всяких чинов людям женам и детям их носить богатое платье». В своем сочинении он приводит непосредственный текст указа: «чего им по чину своем; носить не довелось; и знатно, что те служилые люди, у которых та кое излишнее дорогое платье есть, делают его не от правого своего пожитку, кражею нашея великого государя казны или с иноземцев грабежом те богатства себе наживают; а буде у кого, каким промыслом правым, нажиток лишний сверх его нужных расходов явится, и те пожитки ему довелось держать на покупку доброго себе ружья и панцырей и платья нужного, чтоб к нашей службе был всегда готов и к боям с неприятелями потребен или держал в домовое каменное себе прочное строение, в котором бы пожиток его от случая пожарного был всегда в целости» [17]. Думается, комментарии на этот счет не нужны.

А теперь стоит привести весьма важный на наш взгляд документ от 1 сентября 1697 г. «Наказ ближнему боярину князю Черкасскому, назначенному в Тобольск воеводою. — Об управлении казенными земскими и военными делами». В нем так же говорится о необходимости донесения на прежних «начальных людей» об обидах и «самовольствах», которые те чинили торговым людям, но заканчивается все довольно миролюбиво: боярин и князь Михаил Яковлевич Черкасский должен будет в дальнейшем «их беречь во всяком призрении». Сам «Наказ» излагается на 40 листах и внимание в нем уделяется главным образом сохранению и «бережении» государственного имущества, сборе пошлин, запрещению частной торговли хлебом, вином, табаком и «мягкой рухлядью», которую требуется всю сдавать в казну [18].

Аналогичный «Наказ» в 1699 г. адресуется Тюменскому воеводе Осипу Яковлевичу Тухачевскому, но уже не столь пространственный, что можно объяснить иной ролью Тюмени в сравнении с Тобольском. Но и в нем сквозит забота об экономическом состоянии края, совершаемым в нем торговым операциям, разведке «новых землиц» для сбора ясака и пашенных угодий [19].

Уже с этого времени можно отметить отсутствие указов, направленных на розыск каких-либо служебных нарушений сибирских воевод. Здесь можно высказать два диаметрально противоположных предположений: нарушения прекратились, во что слабо верится, или же сибирская администрация нашла иные лазейки для своих махинаций, которые центральная власть обнаружить пока еще не сумела. Дело князя М. П. Гагарина, возникшее уже в XVIII столетии за несколько лет до кончины Петра I, заставляет нас согласиться, что экономические правонарушения среди сибирских администраторов имели место и в дальнейшем. Обилие указов в конце XVII века, направленных на искоренение этого рода преступлений на территории практически всей Сибири, говорит о том, что прежний уровень контроля за властными структурами, который сформировался практически с конца XVI века испытания временем не выдержал. С приходом к власти Петра I им лично и членами его кабинета делается все, чтоб искоренить обнаруженные нарушения, подрывающие экономический потенциал страны, для чего применяются самые крайние репрессивные меры. Создаются фискальные органы, занятые выявлением различного рода нарушений среди высшей администрации, в том числе и в Сибири. Яркий тому пример — «Дело М. П. Гагарина» и последующая в связи с ним расправа над первым сибирским губернатором. Но и в последующие годы правительство было не в состоянии искоренить подобные злоупотребления, пока не были проведены соответствующие реформы, благодаря которым произошло разделение властных полномочий среди административных структур. Но и новые времена привели к злоупотреблениям уже иного рода.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. ПСЗ. Т. 3. № 1511. СПБ. 1830. С. 203–204.
2. ПСЗ. Т. 3. № 1514. СПб. 1830. С. 204–205.
3. Там же. № 1518. С. 206.
4. Там же. № 1520. С. 209–210.
5. Там же. № 1522. С. 211.
6. Там же. № 1523. С. 211.
7. ПСЗ. Т. 3. № 1526. СПб. 1830. С. 213.
8. Там же. № 1527. С. 215.
9. Там же. № 1529. С. 216.
10. Там же. № 1529, 1530, 1531, 1533. С. 216–217.
11. Там же. № 1542. С. 235.
12. Там же. № 1545. С. 255–257.
13. Там же. № 1547. С. 257–258.
14. Там же. 1559. С. 266–267.
15. Там же. № 1571. С. 275.
16. Там же. № 1590. С. 329.
17. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 7. Т. 13–14. М. 1997. С. 670–671.
18. ПСЗ. № 1595. С. 335–375.
19. Там же. № 1670. С. 532.